fbpx

Новости

Будущее России: инфляция, безработица и другие приметы наступающего года

Коллеги, сегодня на нашем блоге мы представляем статью Владимира Мау, экономиста, ректора РАНХиГС

  Сейчас в России друг на друга наложились несколько кризисов. Беда в том, что выход из каждого из них должен осуществляться противоположными мерами.

Экономические проблемы, стоящие сегодня перед Россией, противоположны тем, с которыми борется современная Европа. Точно так же противоположны и механизмы выхода из российского и европейского экономического кризиса. Мировая экономика продолжает находиться в глобальном системном кризисе, аналогичном кризисам прошлого века. Но европейский кризис ближе к дифракционному кризису 1930-х годов, а наш – к стагфляционному кризису 1970-х.

Пост и молитва

Системный кризис всегда загадочен, его всегда начинают лечить традиционными методами, принятыми в предыдущие 50 лет. Это обычно ухудшает ситуацию и подталкивает к поискам новой модели.

Кроме того, любой – российский или европейский – циклический кризис всегда сопровождается финансовым. Это наложение затягивает все процессы и приводит к продолжительным спадам.Также циклическому кризису сопутствуют изменения геоэкономических и геополитических балансов, появление новых резервных валют, нового экономического мейнстрима и новой регулятивной модели. В этой связи в 2008 году тут же заговорили о возвращении к кейнсианству, а потом поняли, что не поможет.

Из нынешнего глобального кризиса также вырастет новая регулятивная идея.

Моя гипотеза, что она будет отвечать на вопрос, как сочетать глобальные рынки и национальное регулирование. Собственно, мандат «большой двадцатки», ее полномочия распространялись прежде всего на область упорядочивания глобальных финансов. Понятно, что речь не идет о мировом правительстве. Но столь же понятно, что в современном мире финансовый рынок приобретает все большую роль, все сильнее влияет на товарный и валютные рынки. И в этом смысле должна возникнуть новая модель регулирования.

Применительно к глобальному кризису Владимир Путин еще в начале 2009 года в Давосе использовал термин «идеальный шторм». На самом деле тогда его еще не было, зато он есть у нас сейчас. Сейчас в России наложились друг на друга несколько кризисов. Если перечислить все существенные проблемы, то их окажется не меньше шести:

  • падение цен на нефть;
  • геополитика и проистекающие из нее санкции;
  • низ инвестиционного цикла;
  • демография – сокращение численности трудоспособного населения;
  • практически нулевой output gap (разница между реальным и потенциальным ростом ВВП);
  • исчерпание модели роста предыдущих 10 лет.

Этот сложный конгломерат, сошедшийся в одной точке, создает нам проблемы.

Основная беда в том, что выход из каждого из этих кризисов должен осуществляться противоположными мерами. Классический пример: если у вас инвестиционная проблема, то годится кейнсианский набор методов – стимулирование путем бюджетных и денежных вливаний. Если это внешний шок, то методы обычно прямо противоположные. Если это стагфляция, то вы не можете стимулировать экономику деньгами. То есть чистых, доктринально оправданных решений просто не существует.

Самое простое решение – сказать, что «эта болезнь лечится постом и молитвой». Как сказал на недавней пресс-конференции Владимир Путин, рано или поздно кризис пройдет.

Штраф за превышение скорости

Из вышеназванных проблем вытекает несколько серьезных рисков для экономики России и страны в целом.

Прежде всего и главным образом это риски политики ускорения экономического роста. Наш опыт 1980-х годов дает очень простой урок: экономический рост как главная цель не имеет смысла. Больше того, вы можете перейти от экономической стабильности к экономической катастрофе всего за четыре года, причем два из них экономика будет ускоряться. Например, в период 1986–1989 годов: 1986-й – стабильность, 1989-й – катастрофа. А в 1987–1988 годах экономика ускорялась, темпы роста повышались, но параллельно росли дефицит и долг. Поэтому политика ускорения, ориентация на рост как главную цель, на мой взгляд, сейчас опасны.

Второе – это инерционный вариант, политика «подождем, может быть, цены на нефть отскочат» или business as usual – то есть маскировка проблем, как будто ничего плохого не произошло. Собственно, мы это прошли в 2008 году. И сейчас риск того, что решения будут приниматься по принципу «надо обождать, задействовать накопленные ресурсы, нам опять повезет», – есть, потому что это просто.

Третье. Мне представляется, что от прежнего десятилетия у нас осталось три важных экономических преимущества: разумные резервы, сбалансированный бюджет и низкий суверенный долг. Плюс одно политическое преимущество – стабильность. Ухудшение любого из этих параметров опасно.

В принципе нынешний размер долга позволяет нам его нарастить. Непонятно, правда, где заимствовать, кроме как в Центробанке, но даже если бы было где, то опять же повторяются риски политики ускорения. Вы заимствуете, вы инвестируете, вы начинаете рыть котлованы, строить дороги, экономика на какое-то время ускоряется, а потом возникают понятные проблемы, грозящие резким спадом.

Поддерживать людей, а не заводы

Мне представляется, что мы сейчас недооцениваем и социальные риски: как с точки зрения инфляции, так и с точки зрения возможной безработицы.

У нас с чисто демографической точки зрения безработица должна быть достаточно низкой – ведь сокращается численность населения в трудоспособном возрасте. Но одновременно у нас происходит очень важный структурный сдвиг занятости: уходят на пенсию возраста, которые еще умеют работать на производстве (последнее рабочее поколение), а приходят те, которые не умеют и не готовы работать в реальном секторе. Это поколенческий конфликт: с одной стороны, у нас растущая масса пенсионеров, которые знают, что им от жизни нужно, а с другой – молодежь, не готовая работать на тех рабочих местах, которые высвобождаются, а желающая чего-то другого со своим псевдовысшим образованием и завышенными ожиданиями.

На самом деле сейчас идеальное время, чтобы поднять пенсионный возраст. Не для того, чтобы собирать с людей больше налогов и платить им меньше пенсий, а именно чтобы сохранить людей, которые еще способны что-то делать в реальной экономике.

Проблема занятости не решается традиционными методами – например, при помощи общественных работ (когда местная власть подыскивает временные или сезонные занятия для безработных, чтобы их поддержать). Опыт 1930-х годов здесь вряд ли уместен. Проблема состоит в том, что современные работающие поколения, которые могут оказаться без работы, в основной своей массе не способны строить небоскребы и дороги. И в этой связи мне представляется, что нам нужна достаточно осторожная, осмысленная политика социальной компенсации высвобождения: не сводимая к поддержке предприятий, а связанная с поддержкой людей в их личной переквалификации.

Необходимо подталкивать людей к переобучению, к повышению или изменению квалификации, поощрять горизонтальную мобильность. Люди будут переучиваться, если вы перестаете поддерживать предприятия, на которых они работают, а даете деньги им, чтобы у них появилась такая возможность. Это действительно достаточно трудная социальная работа, которая мне представляется крайне важной.

Источник: http://slon.ru/insights/1200556/

EMBA ИБДА РАНХиГС
Программа